Posts Tagged ‘цитата’

У отдельного человека и у нации судьба таланта может быть схожей. Немало духовных сокровищ ярко блистали в прошлом у того или иного народа, а ныне пришли в упадок. Наверняка много есть и такого, что на протяжении всей истории остается скрытым, а проявится разве что в будущем.

Кавабата Ясунари, "Мастер игры в го".

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Пуганый МЧС изо всех утюгов предупреждает меня о вот-вот разразящихся (?) ветрах, ураганах и грозах. Девочка-девочка, не ходи в Техас со своей собачкой.
По этому поводу таскаю с собой зонт. Который, как ни крути, вес. Но приходится. Между Гудвином и Мэри Поппинс я выбираю Мэри.
Истессно, никаких катаклизмов вокруг меня не происходит, просто никак вообще.
С другой стороны, я ж понимаю, что это следствие носимого зонта, а не просто рассеянность.

(далее…)

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Украинский философ Григорий Сковорода сказал в одном из своих писаний, что в жизни замечательно устроено: вещи нужные несложны, а вещи сложные не нужны. Конечно, такие слова можно развить в карикатуру. Но если принять их с трезвостью, то можно увидеть в них указание и на то, как можно жить. Мы очень часто не умудряемся жить, потому что чрезмерно усложняем жизнь. Мы стараемся делать невозможное, проходя мимо возможного. Мы думаем, будто только то достойно нас, что так велико и так далеко, что мы его никогда не достигнем. И если применить этот принцип к евангельским заповедям, то мы можем найти в Евангелии, в словах Спасителя Христа заповедь, указание чрезвычайно простое на вид, но с которого мы все можем начать. Это заповедь о том, что мы должны любить ближнего, как самого себя (Мк. 12, 31). Это подразумевает, что мы себя самих должны любить.
И вот на этом мне хочется остановиться; потому что если мы не сумели себя любить, мы не сумеем любить кого бы то ни было. Жизнь, опыт показывает, что мы можем одарить других только тем доверием, которое способны дать себе, той любовью, которую можем дать себе, и т.д. Мы можем дать только то, что у нас есть. И если у нас нет определенного отношения к себе, мы не можем иметь этого отношения к другим. Без уважения к себе мы других не уважаем; без любви к себе - правильно понятой - мы не можем любить других.

(никто еще не проголосовал)

Loading...

"Пять копеек" в интересующей меня теме (ниже -- ссылка на пост, который обратил внимание): так "умирает" бумажная книга под давлением "цифры" или нет?

Сам я редактор и издатель бумажного журнала, и в полиграфии вижу массу преимуществ. Но врать всё же не стану: вопрос, на самом деле, очень сложный. И я бы его предлагал рассматривать не как альтернативу "бумага" vs "цифра", а как постепенное, пусть и болезненное, разграничение задач. Причём в "цифре" ещё и своё, новое разграничение происходит.

Проблемы с книгами почему возникают? Перепроизводство (масса наименований, все никогда на полку не уместятся, даже если хорошие); проблемы с выбором достойных книг в достойном издании (что не одно и то же -- текст может быть отменным, а полиграфия "убийственной"); цены ("цифра" либо дешевле, либо ничего не стоит); скорость "встречи" (текст после закачивания доступен сразу, а с книгой всё сложно, да ещё в зависимости от того, кто где живёт: одно дело Москва, а совсем иное какой-нибудь удалённый райцентр). Ну и есть одна фундаментальная: изменение подхода людей к восприятию информации: слишком много источников, эффект присутствия при пользовании соцсетями, постоянная перегрузка, которая начинает сказываться на привычке к долгому, не-поверхностному, чтению.

Что при этом говорит в пользу книги (и кстати, отчасти, журналов тоже, я-то журналом занимаюсь)? Время сохранности (бумага, по-своему очень надёжный носитель, к тому же, независимый от электроэнергии); возможность передачи из рук в руки (у библиотек, в этом смысле, всё будет хорошо, хотя всё же придётся покрутиться); удобство перелистывания и работы с закладками (понимаю, что в читалках они тоже присутствуют, но пока всё же это не то, в сравнении с книгой-"кодексом"); комфортность для глаз. И наконец, особые тактильные ощущения и настрой, который хорошее полиграфическое издание вызывают у читателя.

Есть ещё и несколько сегментов, где книгу вообще будет очень сложно подменить "цифрой". Это: детские издания и учебники. Тут электронным версиям доказать свою значимость намного сложнее.

Мне кажется, компромисс между бумажной книгой и "цифрой" возможен в том плане, что электронные книжные магазины и библиотеки дают читателю возможность выбрать из прочитанного те (в общем-то не очень многие) книги, которые по-настоящему хочется поставить на полку в домашней библиотеке или подарить. В каком-то смысле, это перевёртыш проблемы советских времён: тогда, чтобы собрать действительно хорошую библиотеку, следовало сдавать макулатуру и отслеживать шедевры в букинистических, либо провинциальных магазинах. А теперь самое главное -- не принести в дом книгу, которая является, по факту, той самой макулатурой, которой в домашней библиотеке не место.

Оригинал взят у в

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Для кого-то музей - нечто сугубо полезное, просветительское, для кого-то - тоска и скука смертная, но музейное пространство может быть связано и с волнующими переживаниями, любовным томлением и нежностью - конечно, если вы влюблёны, как юные герои из книги воспоминаний Владимира Набокова "Другие берега", которые ищут пристанища для своего неприкаянного чувства.

(далее…)

(никто еще не проголосовал)

Loading...

1. Информация перешла в другое поле, все переходит на электронные носители. Но дело не в носителе — это принципиально не так уж важно. Какая разница: читать обычную книгу или электронную? Важно, что мы стали использовать другой способ чтения. Это нелинейное чтение, это гипертексты, которые отсылают к другим текстам. Конечно, гипертексты появились до изобретения компьютера и интернета. Но электронная организация этой среды — она сама является гипертекстовой по сути.

2. Я консерватор. Кроме того, я сноб. Я люблю читать книги в старом варианте, чтобы они пахли, чтобы листы можно было переворачивать. У меня есть электронная книга. Я согласна с тем, что это удобно. Не буду же я, отправляясь в отпуск, брать с собой чемодан книг? А читаю я быстро и много! Но удовольствия от использования электронной книги я не получаю. Если мы вернемся к тому, влияет ли этот гаджет на процессы, происходящие в мозге – да, определенно. Это совсем другие процессы, это цивилизационный слом. Особенно в ситуации гипертекстовой: невозможно прочесть весь текст целиком, вы что-то щелкаете, пролистываете. Вы не читаете, а просматриваете.

3. Мы все более полагаемся на внешние носители информации. То есть мне незачем помнить ту или иную информацию, проще залезть в карман и посмотреть в интернете. Все это связано с тем, что сейчас называется распределенным сознанием — сознание и все ментальные процедуры распределены между мной как человеком и разными устройствами, которым я передаю часть своих когнитивных функций. Тут возникает интересный вопрос: где, собственно, я как личность заканчиваюсь? Ведь получается, что в моих ментальных процессах задействовано очень много участников.

4. Мы ищем информацию не внутри себя, а вовне. Вместо того чтобы порыться у себя в мозгу и попытаться вспомнить саму информацию, я пытаюсь вспомнить адрес, где она находится. А если, например, рядом нет компьютера, мы пытаемся виртуально вспоминать этот компьютер, где она находится в компьютере, в какой папке она лежит. То есть это принципиально другая вещь.

5. Не буду врать, поисковые системы меня не восхищают, но для быстрого получения не столь ценной информации – это колоссальная вещь. А серьезная информация всегда дорого стоит. Говоря о цене, я имею в виду и временные, и интеллектуальные затраты. Поэтому никто в здравом уме, особенно из тех, кто занимается наукой, не будет пользоваться информацией, взятой из того же гугла.

6. Человек должен решить для себя, он жизнь прожигает для того, чтобы жить от дискотеки до дискотеки, или, еще лучше «залить глаза», чтобы вообще не знать, что время прошло. Это одна картина мира. Если ты хочешь познавать, то это другое поведение. Тогда не доверяй примитивным поисковикам, задай вопрос миру.

7. В современном, электронном мире размывается понятие авторства. Мы все время купаемся в информации разного рода, и она так легко вырезается, склеивается, компануется, что непонятно, кто является автором текстов, которые мы читаем в интернете.

8. Читатель ведь не просто читатель, он еще и соавтор — об этом еще Цветаева писала. И глубина его интерпретации зависит от того, что он читает, что он читал до этого, как он настроен и так далее. То есть текст — это не застывшее каменное образование. Текст всегда живой, он наращивает информацию, о чем говорил еще Лотман и многие другие. И текст меняется в зависимости от того, кто его читает. И тот, кто пишет книги, должен учитывать то, что в англоязычной литературе называется theory of mind. Речь идет о картине мира другого человека, потенциального читателя. То есть следует ответить на вопрос: для кого предназначается эта книга?

9. Мы столкнулись с ситуацией, когда нужно быстро, без остановки, перерабатывать большие блоки информации. Для этого просто необходимо поверхностное чтение — сканирование по ключевым словам, умение читать по диагонали, определять, надо ли мне это вообще читать. Это такая система фильтров, без которой теперь не обойдешься. Другое дело, когда ты сидишь в имении и долго, медленно читаешь сонеты Шекспира — совершенно другая работа, для которой действительно нужно время, нужно медленное, многослойное чтение. Это разные процессы. Вспомним Умберто Эко, предлагавшего в романе «Имя розы» пускать в Библиотеку только тех, кто умеет, кто готов воспринимать сложные знания.

10. Будут книги, написанные для узкого круга людей, которые просто не будут восприниматься остальными. И будет литературный хлам, который будет все менее литературным. Так что элитарная литература (и образование) будет становиться все более элитарной и закрытой. То есть она будет открытой в плане доступа, но ее просто никто не сможет читать.

11. Человек потеряет интерес к чтению. Гораздо проще посмотреть смешные картинки. Тут опять происходит то самое расслоение. Почему некоторым интересно нагружать свой мозг сложными задачами, почему некоторым людям интересно эстетствовать? Смотреть, например, сложное кино не для всех и, может быть, даже не понять это кино, но потом искать комментарии, рецензии и интерпретации, чтобы разобраться.

12. Молодежь должна сама для себя решить – они кто? Если они себя моделируют как интеллектуальную элиту, им должно быть отвратительно от того, что они пользуются только поверхностной информацией. Они понижают свой ранг. Поэтому если речь идет о том, что они себя высоко ставят в мире, они должны соответствующим образом себя вести. В том числе и интеллектуально. Все зависит от того, насколько сильно они этого хотят.

Отсюда:
http://lit-ra.info/articles/12-razoblachayushchikh-tsitat-neyrolingvista-tatyany-chernigovskoy-o-knigakh-chtenii-i-intellekte/

(никто еще не проголосовал)

Loading...

В шестых, мудро ли проводить такое широкое и явное разграничение между обращением и посвящением (или «небесной жизнью»), о чем говорят сегодня многие? Соответствует ли это разграничение Божьем Слову? Сомневаюсь в этом.

<...> Мне кажется, что современные евангельские учителя придерживаются похожей позиции - они делят людей на необращённых, просто верующих и причастников "высшей жизни" с полным посвящением. Старое это толкование или новое, римское или английское, я не нахожу ему подтверждения в Писании. Слово Божье всегда говорит о двух главных полюсах в человечестве, и только о них. Есть живые и мертвые для греха, неверующие и верующие, соответственно, обращённые и необращённые, идущие по широкому пути и по узкому, мудрые и безумные, дети Бога и дети дьявола. Внутри каждого из этих типов без сомнения присутствуют разные меры греха и благодати, но это только различие между высшим и низким концом наклонной планки. Однако между этими двумя типами лежит огромная пропасть, подобно жизни и смерти, свету и тьме, небесам и преисподней. Но о делении на три класса Писание ничего не говорит. Я сомневаюсь в необходимости проведения небиблейских разграничений, и мне противна идея о повторном обращении.

Полностью согласен с мыслью, что мера благодати может быть разной, что есть духовный рост, и что верующему необходимо возрастать в благодати. Но теория о внезапном таинственном переходе христианина в состояние благословения и полного посвящения одним скачком не может быть мною принята. Она кажется мне человеческим изобретением, и я не вижу ни одного ясного текста Писания, доказывающего ее. Постепенное возрастание в благодати, знании, любви, святости, смирении, духовности - все это наглядно отражено в Библии и жизни многих святых. Но внезапные быстрые скачки от обращения до полного посвящения - этого я не наблюдаю. На самом деле, я даже сомневаюсь, что у нас есть право говорить об обращении без посвящения Богу! Более посвящённым быть можно, когда умножается благодать. Но если верующий не посвятил себя Господу в день обращения, что же тогда вообще обращение? Разве нет опасности недооценить это огромное благословение? И разве не умаляют сторонники сего учения длину, широту, глубину и высоту того, что Писание называет рождением свыше, новой тварью, духовным воскресением, когда призывают к "высшей" жизни или говорят о втором обращении?

<...>

Честно говоря, я предпочитаю ходить путями древними. Думаю, будет более мудро призывать всех уже обращённых возрастать в благодати, понимать необходимость двигаться вперёд, все более и более посвящая себя Христу в духе, душе и теле. Будем учить также и тому, что нужно всегда расти в святости, и возрастать в наслаждении небесами на земле. Но я отвергаю учение о том, что уже обращенному нужно некое второе переживание, что он может достигнуть при жизни абсолютного посвящения. Не могу учить сему, поскольку не вижу никакого оправдания подобным мыслям в Писании. Не буду учить так, потому что эта доктрина ведёт к серьезному заблуждению, она вводит в уныние смирённых и превозносит поверхностных христиан, невежественных и самоправедных верующих.

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Прочитал давеча интервью Владимира Сорокина. И первым меня задело его отношение к еде. Вот кулинарно-литературный отрывок беседы:
"— Уже на второй странице, где звучит выражение "наша внутренняя кухня". Это, кстати, не в первый раз: вы каким-то немыслимым образом объединяете литературу и еду. Вспомним вашу Машину из сборника "Пир", которая превращала слова в блюда... Откуда этот противоестественный союз еды и литературы?
— Начнем с того, что поваренные книги для меня — одно из самых увлекательных чтений. Это романы. Собственно, приготовление пищи, приготовление какого-то сложного блюда — это, в общем, некий сюжет. В самом процессе много литературного. Я, если не пишется...
— ...готовите?
— Да, иду на кухню. Или вот здесь, в Берлине, обычно пишу по утрам, а потом выхожу прогуляться. Дохожу, допустим, до огромного универмага Ka De We, поднимаюсь на шестой этаж и просто разглядываю раблезианские развалы продуктов на витринах, наблюдаю за тем, как множество разных людей едят приготовленное тут же. Наблюдение за этим процессом необъяснимым образом меня расслабляет и помогает пополнить запасы энергии. И самому поесть захочется! В общем, я долго могу рассуждать на эту тему, впадая в самоанализ. Но все равно это даст лишь чисто формальный ответ на ваш вопрос. На самом деле рационально этот синтез еды и литературы невозможно объяснить. Как не мог его объяснить и герой "Машины". Не знаю, почему, но эти стихии тянутся друг к другу, как любовники.
— В России интеллигентская традиция строится на противопоставлении высокого и низкого, роль низкого всегда отводилась процессу еды. Вот у Василия Гроссмана, например, плохие герои любят поесть, подолгу и тщательно пережевывают пищу, все время что-то жуют. А хорошие люди едят торопливо, им все некогда, некогда... Я не знаю, может быть, это бунт против интеллигентской традиции?
— Да, вспомним две главные заповеди интеллигента: относиться с презрением к еде и ни в коем случае не сюсюкать с детьми. А с кем же еще сюсюкать, хочется спросить этих советских индюков, как не с детьми?..
Еда глубоко проникает не только в литературу, но и в литературоведение. Вспомните: есть ведь такие выражения, например, как "вкусная строчка". "Вкусно написано" или "сочный язык". Не один редактор это произнес. Ну или в негативном смысле: "несъедобный роман", "автор приготовил читателям какую-то странную стряпню". Либо — "безвкусная литературная окрошка". Ну и, наконец — "непропеченный рассказ".
— "Роман сырой".
— Да! "Юноша, поварите его еще"... Литература и еда — два очень близких процесса. Но писателям трудно осознать эту близость. Здесь можно углубляться и спекулировать до бесконечности, конечно".

Я сразу вспомнил текст, где литература переплелась с едой весьма тесно, и плодотворно. "Москва и москвичи" Гиляровского! Вспомните:
"Умчались к "Яру" подвыпившие за обедом любители "клубнички", картежники перебирались в игорные залы, а за "обжорным" столом в ярко освещенной столовой продолжали заседать гурманы, вернувшиеся после отдыха на мягких диванах и креслах гостиной, придумывали и обдумывали разные заковыристые блюда на ужин, а накрахмаленный повар в белом колпаке делал свои замечания и нередко одним словом разбивал кулинарные фантазии, не считаясь с тем, что за столом сидела сплоченная компания именитого московского купечества. А если приглашался какой-нибудь особенно почтенный гость, то он только молча дивился и своего суждения иметь
не мог.
Но однажды за столом завсегдатаев появился такой гость, которому даже повар не мог сделать ни одного замечания, а только подобострастно записывал то, что гость говорил.
Он заказывал такие кушанья, что гурманы рты разевали и обжирались до утра. Это был адвокат, еще молодой, но плотный мужчина, не уступавший по весу сидевшим за столом. Недаром это был собиратель печатной и рукописной библиотеки по кулинарии.
Про него ходили стихи:
Видел я архив обжоры,
Он рецептов вкусно жрать
От Кавказа до Ижоры
За сто лет сумел собрать".
http://www.lib.ru/RUSSLIT/GILQROWSKIJ/gilqrowskij.txt

Гиляровский вообще много о еде пишет, я даже целую экскурсию проводил, для ТВЦ, про трактиры, по его книге. Ну и на своей "Москве Гиляровского" я про еду и заведения едовые рассказываю постоянно. Любил он поесть, много, сытно и вкусно. И написать об этом. Многие писатели такие, наверняка есть еще примеры. Подкидывайте их сюда, в комментарии, друзья! Например, наши классики много о еде писали.

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Давно хочется рассказать о книге «Дни между станциями» Стива Эриксона, но всё не можется. Потому, что всё сказанное будет ничем, пустой тратой букв и слов. Нет представления, как передать волшебство, струящееся с каждой страницы книги. Можно только расставить смысловые маркеры, как-то соотносящиеся с тем, что внутри неё (хоть какое-то представление об этом должно возникнуть), надеясь, что вы сами наполните их верным тоном, найдёте книгу и начнёте чтение. А уж она зазвучит, не сомневайтесь.

магический реализм
поэзия
нежность
страх
беспамятство
судьба
маркес
кортасар
джаз
париж
нуар
пустыня
игра
немота
соитие
ревность
опустошение
кинематограф
безумие
красота
красота
красота

А ещё можно привести здесь первый абзац из неё:
Когда Лорен была маленькой девочкой, она вставала посреди канзасских полей и призывала кошек. Сквозь травы, по которым стелился лед грядущей зимы, они пробирались к ней одна за другой; она видела их в свете Луны. Тени бегущих облаков тысячекратно перекрещивались и мельтешили у нее под ногами. Лед поблескивал точно так же, как кошачьи глаза, а те, в свою очередь, поблескивали так же, как звезды сквозь тучи. Она и сама не знала, зачем они приходят. Это были дикие кошки, которые не слушались больше никого, от их метаний по полям фермерам был один убыток, а отец Лорен терпеть не мог кошачий вой, наполнявший ночь, – словно в бурьяне истекали кровью тысяча младенцев. Но они приходили к ней, и поэтому было ясно, что она особенная, и, возможно, задумается она двадцать лет спустя, они приходили по той же причине, по которой она приходила к ним, а именно – было так прекрасно видеть их, все эти тени-распятия и огни-лезвия, и она была прекрасна той же красотой.

(никто еще не проголосовал)

Loading...

Конечно, по-настоящему его звали Чудный Советник, это имя из Библии, но мы его называли Билли.
— Чудный Советник? Что-то я не припомню такого имени. Вы уверены, что оно из Библии?
— Да! Онзелла нам показывала: «И нарекут его Чудный Советник».[13] Она была очень религиозной. Всегда говорила, что, когда расстроится, стоит ей подумать о дорогом Иисусе, и настроение сразу поднимается, прямо как её сдобное печенье. А потом появилась Озорная Птичка, вся черная, в отца, с очень смешными кудряшками, но без синих десен.
— Только не говорите, что это имя тоже из Библии.
Миссис Тредгуд засмеялась:
— Бог мой, конечно нет, милочка. Сипси всегда говорила, что эта девочка похожа на маленькую тощую птичку. Вечно прибежит в кухню, утащит пару плюшек, которые пекла её мать, потом заберется в подпол и там ест. Вот Сипси и окрестила её Озорной Птичкой. Она и впрямь чем-то напоминала черного дрозденка. Так вот они и жили — двое светленьких и двое черных детей в одной семье
Жареные зеленые помидоры

(никто еще не проголосовал)

Loading...