Чжан Сянлян "Мимоза" (перевод - 1988 г.)
39. Книга об искуплении, исправлении
(весьма условно)
Чжан Сяньлян (- ) — китайский поэт, прозаик. Родился в потомственной чиновничьей семье. После создания в 1949 КНР семья будущего писателя подверглась репрессиям. Чжан Сяньлян под воздействием политической атмосферы 50-х гг., в частности курса «пусть расцветают сто цветов», целиком посвящает себя литературным занятиям. В 1957 его стихи публикует сианьский литературный журнал «Яньхэ». Известность Чжан Сяньляну принесла судьбоносная для него поэма «Песнь могучего ветра», 1957, посвященная построению нового общества. Под натиском развернувшейся борьбы против «буржуазных правых элементов» в мае 1958 Чжан Сяньлян на 20 с лишним лет попадает в трудовые лагеря и тюрьмы. Официальная реабилитация Чжан Сяньляна состоялась в сентябре 1979 года после публикации рассказов, которые привлекли внимание местного руководства.
«Мимоза» - это небольшая повесть про… а Бог его знает, про что хотел написать автор. Действие происходит в 1961 году. Молодой образованный парень из чиновничьей семьи, Чжан Юнлинь, отсидев 5 лет в лагере, выходит «на свободу», точнее, его и его солагерников отправляют на работу в госколхоз. Целый день едут они по заснеженным равнинам и долинам до далекого колхоза. Здесь их заселяют в полуразвалившуюся глиняную хибару, без окон-без дверей практически. В первый день, когда «работников» должны вывести на работу, Чжан остается «дома», потому что он может сложить печь. Тут он размышляет о том, как ему повезло овладеть в лагере рабочей профессией, потому что ученость никому не нужна, а вот трудовые навыки…
Каждый, кто сколько-нибудь долго существует в простой, естественной среде, волей-неволей приобретает соответствующие ухватки, а я еще и стремился к этому изо всех сил. Мне казалось, что без напористой грубости, без готовности выполнить любую работу, без жесткости здесь пропадешь. Человек, живущий своим трудом, должен быть вроде Хай Сиси. Какая тут, к дьяволу, культура! Работа сама по себе не бывает хорошей или посредственной, вот посредственных людей — сколько угодно! Взять, к примеру, того старика возницу, моего напарника, будь он в сто раз более образован — писатель, скажем, — он и тогда, я уверен, остался бы таким же бездарным и безликим, «дохлой собакой», одним словом. А вот Хай Сиси и в литературе был бы личностью.
Еще Чжан много думает о том, как бы найти где-то еду (ох, как тут чувствуется аллюзия на «Один день Ивана Денисовича»!). Так, он выпрашивает на кухне немного ржаной муки, якобы, сделать клейстер и заклеить окна бумагой, но на самом деле запекает на лопате в только что сложенной печи что-то вроде блинов. Тут же размышляет о том, какая дивная банка-баклажка для еды, которой он пользовался в лагере, она позволяла ему обманывать поваров и получать больше еды, чем все остальные.
Чжан Юнлинь полон контрастов. Размышления о русской литературе, о произведениях Шопена и Брамса сменяются мыслями о том, как обхитрить продавца моркови на рынке и купить больше товара за меньшую сумму.
К своему заключению герой относится спокойно, полагая, что это справедливое наказание за его буржуйское происхождение, сытое детство и так далее.
Работа у Чжана очень захватывающая – как и все остальные в этом колхозе он занимается раскладкой навоза по полям. Во время работы на него обращает внимание местная знаменитость – молодая девушка по имени Ма Инхуа — Мимоза. Знаменита она тем, что к ней постоянно захаживают местные мужички, приносят ей продукты и всякие ништячки. Поэтому другие дамы ее дом называют «Ресторан Америка». В общем, девушке приглянулся парень (худой и страшный, зато образованный), она зовет его типа печку починить, потом – швы на печке проверить… Вместо этого она до отвала кормит Чжана вкусной едой, которую он годами не видел. Одновременно с Чжаном к ней приходит еще местный работник Хай Сиси, который сильно ревнует, но ничего поделать не может.
Чжан тоскует по женскому теплу, но понимает, что с Мимозой они не пара.
Однажды, проснувшись глубокой ночью, я размышлял о наших с ней отношениях. Пусть я стал «нормальным человеком», уже начал преодолевать себя прежнего, но сделаться навсегда объектом для жалости, для благодеяний... Я могу жить в этой убогой хижине, спать на соломенной подстилке, я привык к тому, что Бухгалтер постоянно скрипит во сне зубами... все это мне по силам. Но жить из милости невозможно — это позор, а ведь еще шаг — и мы муж и жена.
Хочу ли я этого? В глухом, ночном безмолвии я оценивал свои чувства, эту зыбкую, как вода, и мимолетную, как сновидение, нежность. Я любил ее так, как вычитал когда-то в книгах, а она не понимала меня, может быть, и вовсе не догадывалась о моей любви. Вот оно различие в культуре, его уже вряд ли восполнить! Одним словом, я вдруг понял: мы не пара друг другу!
А Мимоза уже учит свою двухлетнюю дочку Эрше называть Чжана папой. И выгоняет старого поклонника-добытчика Хай Сиси. Кстати, у последного с Чжаном во время работы даже драка вышла на почве мужского соперничества. Как говорит Чжан: «В любви не бывает генералов, все рядовые».
Чжан с Мимозой воссоединяются, правда, без телесного контакта, ибо для Мимозы он «не такой» и все идет своим чередом… пока на Чжана, встречавшегося с Хай Сиси накануне побега последнего, не стучит один из его солагерников. Чжана без объявления вины переводят в самый дальний колхоз, даже без права переписки и встреч. Ему рассказывают о том, что какая-то девушка дважды приходила с ним повидаться, но… Книга оканчивается тем, что Чжан, давно уже реабилитированный, путешествует по краям, где он отбывал срок, и вспоминает это давнюю историю с Мимозой.
Меня пронзило внезапное ощущение свободы Я как раз читал пятьдесят первую сноску: «Дикарь и полудикарь употребляют при этом свой язык несколько иначе. Капитан Парри рассказывает о жителях западного берега Баффинова залива: «В этом случае (при обмене продуктами)... они лижут ее, (вещь, предложенную им для обмена) два раза, после чего, по-видимому, считают сделку благополучно заключенной». Мне пришло в голову, что как цивилизованный человек употребляет свой язык иначе, чем дикарь или полудикарь, так и свободные люди используют язык смелее, чем заключенные, — и бояться этого не следует.
Мне хотелось каяться, хотелось молиться. Но кому нужна исповедь и молитва неверующего? Во мне не было веры. После той, первой «смерти» в лагере я уже не мог верить — какая там религия! Так кому же молиться? Людям? Но это они превратили меня в отверженного. «Так тебе и надо. И нынешние твои поступки только подтверждают нашу правоту. Тебя наказал не какой-то начальник — на то была воля всего народа! Ты обречен на вечное бесчестие!»
В общем и целом, было интересно читать данное произведение с точки зрения сравнения с тем, что знакомо по советской литературе – Солженицын, Копелев, Гинзбург… Какой-то драматургии сюжета или привлекательного языка я не почувствовала. Но и неприязни книга не вызвала. Так, что-то среднее между «Страданиями молодого Вертера» и «Одним днем Ивана Денисовича».
Как было условлено с одной знакомой ЖЖ-дамой (обойдемся без имен))), вместе с отзывом выкладываю отражение прочитанного в артбуке. Именно поэтому, из-за необходимости выкладки рисунка из артбука и запоздала с отзывом на неделю Никак у меня не выходила приличная мимоза. Пришлось...
(никто еще не проголосовал)
Loading...
