Авиноам.

Из моей книги "Циклотимия-бис"

Глава "Интересные люди"

Довольно редкое древнееврейское имя для современного израильтянина.
Сейчас более модны короткие имена: Гат, Гон, Оз, Рон.
А Авиноам – относительная редкость.

Пожилой, уже под шестьдесят.
Внешне очень странный: красивое мужественное лицо римского сенатора, вьющиеся каштановые, с сильной проседью, волосы; умные светлые глаза повидавшего жизнь человека и – совершенно неряшливая одежда; стоптанные, ни разу не чищенные, башмаки с вечно развязанными шнурками; мятые, ни разу не глаженные, штаны цвета грязноватого асфальта и странные рубашки с пуговицами через одну.

Инженер с большим стажем.
Совершенно исключительная память, которая, наряду с эрудицией и опытом, делает его незаменимым консультантом чуть ли не во всех областях техники.

Все расчеты делает в уме, сходу расписывая по памяти сложнейшие формулы, не прибегая к справочникам.
Механика, пневматика, гидравлика, электротехника, электроника – щелкает, как семечки.
При этом, не владея специальными конструкторскими программами, от руки делает сложнейшие чертежи безошибочно.

Технологические процессы с массой мелких деталей выкладывает на бумагу, добавляя поразительные нюансы:
– Вот здесь надо делать так и так, я это видел (я разрабатывал, я присутствовал и т.д.) в Чикаго (в Мюнхене...в Оттаве... в Дели...в Кейптауне...в Милане и т.д.) на таком-то заводе ( в институте...в университете...и т.д.). Этот процесс происходит так: температура Х, выдержка Y , время Z, и обязательно на оборудовании R при соблюдении стандарта G!

А потом по памяти объясняет, за каким зданием куда повернуть и по каким улицам проехать, и по какому адресу и по какому номеру телефона обратиться по такому-то вопросу к такому-то специалисту. Во всех этих городах!
Б е з з а п и с н о й к н и ж к и!

Человеконенавистник.
Совершенно не может, да и не хочет, сработаться с людьми.
Работает в одиночку. Создал и зарегистрировал фирму, в которой один (!) работник - он сам.

Есть семья, но зная его много лет, я ни разу не слышал двух слов о жене и не знал, есть ли у него дети.
Зато у него есть фетиш, на который он молится. Это его мать, которой сейчас 90 лет и она жутко больная. Лет семьдесят назад она приехала в Хайфу из Одессы.

На совещании, в разгар принятия важного решения, он вдруг поднимается и тихонько, по стеночке, двигается к выходу.
– А-а-а, ты куда это? – спрашивает начальство, не поняв, что происходит, – мы без тебя не решим проблемы.
– У меня мама болеет, я должен идти, сейчас надо ей лекарство принять.
– Погоди еще полчаса...
– Нет!

И исчезает за дверью.
Все разговоры, помимо техники, сводятся к самочувствию мамы и лекарствам для нее.
Но работать с ним – удовольствие!

Жизнь сталкивала меня с ним трижды.
Первый раз – по работе над совместным проектом в хайтековской фирме, где его продержали около года, но затем вынуждены были с ним расстаться из-за абсолютного неприятия им понятия дисциплина.
Он приходил на работу и уходил, когда ему вздумается, делал, что надо ему, но не фирме, контактировал исключительно с теми, кто ему нравился, остальных просто в упор игнорировал.

Второй раз – в другой фирме, где я работал, а он приходил в качестве консультанта и делал свою часть дома. Причём делал проекты по-старинке, карандашом на бумаге, а мне уже приходилось все его проекты переводить на компьютерные программы. Его вклад в серьезнейшие проекты переоценить невозможно.

И, наконец, в третий раз мы столкнулись с ним в кафе в Бейт-Габриэле на берегу Кинерета.
Я остановился перекусить по дороге в Кацрин, что на Голанских Высотах, ехал туда по делам.
В кафе было мало народу, тихо играла душевная музыка: это место – Мемориал в честь молодого, безвременно ушедшего из жизни парня, созданный его родителями.
Здесь всегда чисто, прибрано, а музыка располагает к спокойствию и умиротворенности.

Авиноам сидел один и безучастно смотрел на странные фотоработы на стене, изображавшие прищепки и веточку, прикрепленные к верёвке, и еще какой-то модерн.

Я подсел.
Он вдруг сказал:
– И эта тоже ушла.
Затем, не обращая внимания на мои округлившиеся в недоумении глаза, продолжил:
– Я тебе говорил, что моя жена умерла при родах.
– Так вот после этого я привел в дом Хению. Она жила со мной два года. Потом уехала отдыхать в Швейцарию, да так ко мне и не вернулась… А дочка моя её успела полюбить…
Шесть лет после этого я не прикасался к женщинам. Сам воспитывал ребенка, ухаживал за мамой. Не мог видеть женщин. Отторгал их сразу.
Потом по работе пришлось надолго уехать в Америку.
Я работал в Чикаго и Бостоне.
Перед отъездом я нанял филиппинку. Молодую. Красивую. Она хорошо относилась к маме и дочке, ухаживала, как родная.

Я вернулся и через полгода стал с ней жить.
Она и за мной хорошо ухаживала. И вот недавно она исчезла. Полиция нашла её. Оказывается, она из какой-то банды. Она обобрала меня на крупную сумму, утащила драгоценности и деньги. Их не нашли. А её депортировали.

Я сидел молча.
Он говорил и, по-моему, не видел меня.
Глаза смотрели сквозь меня и сквозь эти модерновые фотокартины.

Потом встал, оставил деньги на столике и ушел.
Шаркая все теми же стоптанными и давно не чищеными ботинками с вечно развязанными шнурками.
Выдающийся инженер.
Странный и не понятый никем человек.