Журенков и другие-1.

Из моей книги "Повести, рассказы, истории"

Из моей серии ЖЗЛ

Предисловие.

Может быть, это автобиографическое. Может быть.
Может быть, это автобиографическое, но сдвинутое по времени.
Может быть, это вообще не моё автобиографическое.
Может быть. Всё может быть.
Но разве это так важно?

Как правило, в своих рассказах я изменяю фамилии и имена героев.
В данном случае эта практика отменяется.
Журенков Вячеслав Константинович умер несколько лет назад в весьма почтенном возрасте.
Пусть это повествование будет памятью о нём.

Вместе с одним из московских заводов он был эвакуирован во время войны в Сибирь.
Энский авиационный завод, куда попал молодой техник, работал на войну практически круглосуточно.
И парень вкалывал изо всех сил.

Обладая острым умом и творческим потенциалом, Слава быстро поднимался по служебной лестнице, чему способствовали и его личные данные: огромный рост под два метра, мощный баритон, временами переходящий в гремящий бас, и искромётный юмор, не щадящий противника в споре.
За несколько лет он продвинулся до заместителя начальника цеха, потом – зам.нач. отдела, потом стал начальником одного из ведущих отделов огромного, к тому времени, завода.
Но творческая жилка, а точнее, жила, а если быть совсем уж точным, жилища! не давала ему спокойно руководить бюрократической машиной в виде регулярного заводского отдела, и он искал работу поинтересней.

На предприятии был создан отдел новой техники.
Журенков перевёлся туда в качестве начальника конструкторского бюро в составе этого отдела.
– Вячеслав Константинович, ведь это понижение по службе! Что же вы так сплоховали? – спросил я его через пару месяцев работы рядом с ним.
– Ты, Дока, молод и неопытен пока что ещё! Но я из тебя сделаю человека с большой буквы К! – не ответил он прямо на поставленный вопрос.
– Что это за буква? – обиделся я, прикусив язык.
– К – это значит качество! Станешь около меня качественным человеком! И не дуйся на меня. Тебе сейчас сколько лет?
– Ну, двадцать три. А что?
– Вот видишь! А мне пятьдесят с гаком! Разницу чуешь?
– Разве дело в возрасте? Вот Лермонтов, например, или Пушкин…
– Ну, что я тебе говорил! Неразумен ты не по годам! Извини, конечно, я не со зла. Ты хороший парень, но тёмный, как три подвала, вместе взятые! Ты на меня не обижайся!
Я не злой. Я добрый. Но справедливый! Слушай меня, и будешь человеком хорошим и конструктором крепким, это я тебе обещаю!
Последней фразой он меня добил. Потому что я хотел стать хорошим конструктором.

– Кстати, Дока, а чего это ты сегодня такой прифранчённый, да ещё и в кобеднешнем костюмчике? Вроде, день сегодня обычный, не Первого мая и не Пасха, а?
– День рождения у меня сегодня, – пробурчал я, набычившись.
– Поздравляю! И вот тебе от меня подарок. Начнёшь сегодня самостоятельную разработку. Подойдём к кульману!

Так у меня всё начиналось.

Но тут я хочу прерваться и коротко рассказать о своей первой работе на заводе, до встречи с Журенковым.

Сразу по окончании института я попал по распределению на этот авиазавод в цех изготовления оперения самолёта.
Оперение – это всякие закрылки, элероны, предкрылки, крылья, киль и прочее, без чего самолёт не может летать.
Это был шумный цех, здесь сверлили отверстия в обшивке и клепали заклёпки по этим отверстиям так громко, что голоса твоего не слышно, надо было кричать!
Уши закладывало, и рёв клепальных молотков был слышен на десятки метров от цеха.

Но поскольку я стал работать инженером-технологом, то и сидел на втором этаже в застеклённом помещении вместе с другими инженерами подальше от этого гула, хотя и здесь не было тихо.
Строгий начальник бюро поднимал крик по любому поводу.
Он был несдержан, этот начальник, временами буквально визжал на нас и пускал пену изо рта.
Противный мужичок был этот начальник. Ехидный очень.
Есть такие люди, которые вставляют подчинённым шпильку в задницу аж до самого горла по любому, даже незначительному поводу.

За каждым инженером был закреплён участок во главе с мастером, и почти каждый из этих мастеров был пожилым, бывалым, опытным человеком, практически без образования.
Опыт есть – образование не обязательно!
"Не телегу, чай, делаем, а самолёт! Полетит, куда он денется!" – говаривал мой мастер Толя Жудин, подмигивая и плюя сквозь жёлтые зубы.

В скобках замечу, что даже через много лет после работы на заводе я боялся летать на самолётах!
Видел, как они сооружаются.

Начальник цеха Михаил Павлович был тоже выходцем из таких мастеров, только он ещё закончил полугодовые курсы, в отличие от своих подчинённых.
Это был хороший человек, симпатичный, убелённый сединой, и с карими добрыми глазами.
– Дока, ну-ка позвони Васильичу, он чтой-то нынче на работу не вышел, сволочь! Наверно, всё чешет пыску своей Машке. Знаю я эту Машку. Хорошо знаю, хе-хе-хе…

Это был простой, как правда, мужик, карьеру которого делала его жена, бессменно бывшая секретаршей при нескольких директорах завода.

В цех я попал как раз при отработке нового изделия, как специфически выражались заводчане.
Это было интересно.
Молодость и задор, а также ощущение причастности к современной технике делали своё дело, и первые же три дня работы я не уходил домой, живя без отрыва от производства, так сказать.
Вкалывали все на совесть.
Михаил Палыч тоже домой не ходил, спал в своём кабинете на диванчике.
Часа в два ночи он приглашал меня в кабинет, молча показывал пальцем на стол. Я подходил, выпивал полстакана водки, закусывал куском хлеба с салом, после чего начальник говорил:
– А теперь иди работать! – и я шёл, гордясь собой и своей работой!
Аврал! – это было не просто слово, это было понятие, система, образ жизни!

Через полгода такой "системы по понятиям" мне всё надоело, и я пришёл к начальнику просить о переводе в какой-нибудь отдел, желательно творческий, желательно с повышением по службе, желательно…
Шеф попёр меня двумя словами:
– Иди, иди!...
Во второй заход он расширил лексикон:
– Иди отсюдова, штоб я тебя не видел. И не слышал! Ишь, ты. Мать твою.

Заходов было двенадцать. За полтора года. Пока я ему не надоел.
На моём заявлении о переводе во вновь созданный отдел новой техники он собственноручно начертал:
"Согласен. Как не жилает работать в цеху".

Держа в потной руке бумажку, я прискакал к Журенкову.
Он прочитал, хмыкнул, завизировал и сказал:
– Иди в отдел кадров, а потом я познакомлю тебя с коллективом.

Так я попал к этому человеку, с которым проработал бок-о-бок много лет!
Но здесь я просто обязан рассказать о коллективе.
Начну с начальника отдела новой техники.
Валерий Иванович был назначен на эту должность, вероятнее всего, по великой пьянке с начальством.
Он был добр, толст, лыс и плохо соображал в новой технике, потому что хорошо соображал на троих. Мог также и на четверых. Думаю, что на пятерых-шестерых он соображал не хуже. Во всяком случае, когда в разгар рабочего дня в огромном зале, унизанном кульманами с чертёжными досками, раздавался из какого-нибудь угла визг копировщицы, никто не сомневался: в конструкторский зал пожаловал начальник отдела под шефе!
Ну, положим, под шефе – это мягко сказано, потому что, выглянув из-за доски, можно было увидеть пьяную в дым рожу лысого начальника со слюной изо рта, свисающей на пиджак. Шеф щупал грудь девушки и широко улыбался рядом золотых и половиной ряда стальных зубов. Он был весел, ибо выбил, вероятно, из высокого начальства очередную премию или что-нибудь лично для себя, работающего в поте лица, как ему мерещилось по беспробудной пьянке.

(продолжение следует)