Границы читательского сопереживания

Будучи читателем, так легко порой сопереживать совершенно разным персонажам во всевозможных ситуациях, особенно если это POV (point of view) characters. То переполняет эмпатия по отношению к героине, чей муж стал невыносимо скучен, то герою, чья жена не внемлет доводам рассудка. То страдаешь вместе с униженным и оскорбленным обитателем социального дна, то вместе с королем сетуешь на то, как тяжело править государством когда кругом одни болваны. То разделяешь уверенность родителей в том, что с детьми невозможно справиться не свихнувшись при этом окончательно, то, глядя на отца или мать глазами персонажа-ребенка, искренне возмущаешься тому, что эти люди запрещают ковыряться в носу отмахиваются от тебя, как от назойливой мухи.

Вот о последнем я и хочу поговорить – книги навеяли. В разных текстах мне нередко встречались ситуации, когда родители не воспринимали детей всерьез, особенно если речь идет об их страхах. Гораздо реже встречаются персонажи, подобные Сьюзан Сто Хелит, которая разбирается с детскими страхами с кочергой в руках. Чаще взрослые отмахиваются и говорят, что то, чего дети боятся, на самом деле вовсе не страшно.

Я-читатель всегда тут на стороне детей. Меня-с-книгой-в-руках так возмущает это снисходительное отношение родителей. Но что происходит, когда книгу приходиться отложить и столкнуться с реальной ситуацией (в роли родителя)?

Пример 1
Э.Юдковский «Гарри Поттер и методы рационального мышления»
Гарри рассказывает профессору МакГонагалл про один эпизод с его приемной матерью (которая его любит и искренне заботится о нем, но все равно не относится достаточно серьезно к его страхам). После того, как в их районе появился грабитель, нападавший на улицах, Гарри боялся выходить из дома, но мама все равно послала его к соседке. Для Гарри этот эпизод стал неким озарением – родители не могут снизойти до того, чтобы прислушаться к доводам ребенка.

“I know it doesn’t sound like much,” Harry defended. “But it was just one of those critical life moments, you see? I mean, I knew that not thinking about something doesn’t stop it from happening, I knew that, but I could see that Mum really thought that way.” Harry stopped, struggling with the anger that was starting to rise up again when he thought about it. “She wouldn’t listen. I tried to tell her, I begged her not to send me out, and she laughed it off. Everything I said, she treated like some sort of big joke…” Harry forced the black rage back down again. “That’s when I realised that everyone who was supposed to protect me was actually crazy, and that they wouldn’t listen to me no matter how much I begged them, and that I couldn’t ever rely on them to get anything right.” Sometimes good intentions weren’t enough, sometimes you had to be sane…
There was a long silence.
Harry took the time to breathe deeply and calm himself down. There was no point in getting angry. There was no point in getting angry. All parents were like that, no adult would lower themselves far
enough to place themselves on level ground with a child and listen, his genetic parents would have been no different. Sanity was a tiny spark in the night, an infinitesimally rare exception to the rule of madness, so there was no point in getting angry.

Сразу отмечу, что метафору тут Юдковский выбрал крайне неудачную. «Безумие» плохо подходит для описания ситуации, когда взрослые игнорируют какие-либо переживания детей, считая их несерьезными и необоснованными. Ситуация эта настолько типична и распространена, что это не отклонение от нормы, а как раз норма, во всей её неприглядной красе. Другое дело, что во фразе «Sanity was a tiny spark in the night, an infinitesimally rare exception to the rule of madness» речь уже не только и не столько о родителях и детях, а о людях вообще и об их прискорбной (с точки зрения персонажа) тенденции не давать себе отчета, почему они поступают так или иначе, не рефлексировать и, наконец, не предаваться радостям рационального мышления. Тут его «безумие» опасно близко подходит к концепту «глупости»; возможно даже выступает его эвфемизмом. Кстати, из-за таких моментов текст и вызывает нередко отторжение у читателей – возможно, они подозревают, что их «посчитали» в числе тех, кому «a tiny spark in the night» совершенно не светит. Но вернемся к детям и их страхам.

То, что проявляет в этом эпизоде мама Гарри, можно охарактеризовать как «Optimism bias» (не путать с Positive bias). Психологи понимают под этим термином склонность родителей недооценивать вероятность негативного исхода потенциально опасной ситуации. Проще говоря, «ой, да ладно, всё будет в порядке – чего бояться?».

Сознаюсь, я давно присматриваюсь к проявлениями этого «Optimism bias» в окружающих. По моим наблюдениям, родители довольно равномерно распределяются по всей шкале от полюса «Ой да ладно» до «Береженого бог бережет» (то есть, предубеждения, обратного «Optimism bias»). Я знала родителей, которые за руку водили 10-летнюю дочку в школу, которая находилась через дорогу и недолгий путь в которую прекрасно просматривался из окна их квартиры. Это было лишь одно из многочисленных проявлений гиперопеки, которой окружали эту девочку. А встречались и родители, которые оставляли совсем маленьких детей одних дома, что с моей точки зрения крайне опасно и может грозить серьезными последствиями. В Буковеле на подъемнике я увидела двух детей лет 3 и 6, которых отправили самих в кабинке, и сердце у меня сжалось на секунду. В общем, лично я, когда дело касается маленьких детей, не страдаю чрезмерным «Optimism bias», но и в обратную крайность тоже не впадаю. То есть, как вы заметили, я кажусь себе образцом адекватности и воплощением «золотой середины», хотя меня обвиняли и в гиперопеке, и в беспечности.

Но главная проблема в том, что моя оценка ситуации может не совпадать с мнением ребенка (как в эпизоде Юдковского). И тогда я скорее всего не отнесусь серьезно к страху (или его отсутствию, точнее к отсутствию необходимой осторожности) и буду настаивать на таком действии ребенка, которое проистекает из моей оценки ситуации. Вплоть до этого самого “She wouldn’t listen. I tried to tell her, I begged her not to send me out, and she laughed it off”. И тут очень сложно что-либо изменить в своем поведении. И я ведь знаю, в теории, что, прежде всего, нужно “validate their feelings” – признать за детьми право на те эмоции, которые они испытывают, включая и страх, и его отсутствие. А все равно тяжело. Ким начинает вопить и паниковать, если к нему подлетает безобидное (на мой взгляд) насекомое и требует немедленно его убить. Иногда я разбираюсь с насекомым, а порой - отмахиваюсь от ребенка, говоря, чтобы он успокоился, не доставал меня и разбирался с насекомым и со своими страхами сам.
А у вас как с этим всем?

Пример 2
Джордж Мартин «Игра престолов» (да, я начала читать эту epic fail saga)
Арья подслушивает в подземелье крайне важный разговор, в котором, в частности, проскакивает и намек на возможное убийство её отца. Девочка пытается пересказать услышанное отцу и убедить в его важности. Но лорд Эддард, известный нам как заботливый отец, не может отнестись к её сбивчивому рассказу серьезно. Подсознательно он ищет в нем зацепки, чтобы отмахнуться от него, как от детской фантазии, и, конечно же, находит их.

“You realize I had half my guard out searching for you?” Eddard Stark said when they were alone. “Septa Mordane is beside herself with fear. She’s in the sept praying for your safe return. Arya, you know you are never to go beyond the castle gates without my leave.”
“I didn’t go out the gates,” she blurted. “Well, I didn’t mean to. I was down in the dungeons, only they turned into this tunnel. It was all dark, and I didn’t have a torch or a candle to see by, so I had to follow. I couldn’t go back the way I came on account of the monsters. Father, they were talking about killing you! Not the monsters, the two men. They didn’t see me, I was being still as stone and quiet as a shadow, but I heard them. They said you had a book and a bastard and if one Hand could die, why not a second? Is that the book? Jon’s the bastard, I bet.”
“Jon? Arya, what are you talking about? Who said this?”
“They did,” she told him. “There was a fat one with rings and a forked yellow beard, and another in mail and a steel cap, and the fat one said they had to delay but the other one told him he couldn’t keep juggling and the wolf and the lion were going to eat each other and it was a mummer’s farce.” She tried to remember the rest. She hadn’t quite understood everything she’d heard, and now it was all mixed up in her head. “The fat one said the princess was with child. The one in the steel cap, he had the torch, he said that they had to hurry. I think he was a wizard.”
“A wizard,” said Ned, unsmiling. “Did he have a long white beard and tall pointed hat speckled with stars?”
“No! It wasn’t like Old Nan’s stories. He didn’t look like a wizard, but the fat one said he was.”
“I warn you, Arya, if you’re spinning this thread of air—”
“No, I told you, it was in the dungeons, by the place with the secret wall. I was chasing cats, and well…” She screwed up her face. If she admitted knocking over Prince Tommen, he would be really angry with her. “…well, I went in this window. That’s where I found the monsters.”
“Monsters and wizards,” her father said. “It would seem you’ve had quite an adventure. These men you heard, you say they spoke of juggling and mummery?”
“Yes,” Arya admitted, “only—”
“Arya, they were mummers,” her father told her. “There must be a dozen troupes in King’s Landing right now, come to make some coin off the tourney crowds. I’m not certain what these two were doing in the castle, but perhaps the king has asked for a show.”
“No.” She shook her head stubbornly. “They weren’t—”
“You shouldn’t be following people about and spying on them in any case. Nor do I cherish the notion of my daughter climbing in strange windows after stray cats. Look at you, sweetling. Your arms are covered with scratches. This has gone on long enough. Tell Syrio Forel that I want a word with hirn—”
He was interrupted by a short, sudden knock. “Lord Eddard, pardons,” Desmond called out, opening the door a crack, “but there’s a black brother here begging audience. He says the matter is urgent. I thought you would want to know.”
“My door is always open to the Night’s Watch,” Father said.

Лорд Эддард вообще не проявляет себя в книге как тонкий знаток людей – раз за разом он совершает ошибки, недооценивает или переоценивает риски, доверяет не тем, не доверяет не тем… Ну что ж, вряд ли в библиотеке Винтерфелла были труды по общей и детской психологии. Книги «Дворцовые интриги для чайников» и «10 простых способов избежать встречи с королевским палачом» тоже, видимо, затерялись. В данном случае его причина не воспринимать слова Арьи серьезно кроется в распространенном bias, носители которого уверены, что дети плохо различают реальность и фантазии. Поэтому, если есть намек на то, что дети «сочиняют», взрослые склонны причислять их слова к «фантазии», а не попытке передать некие реальные события. Эддарда цепляют слова «monsters» и «wizards», которые, как ему кажется, маркируют речь Арьи как детскую выдумку, и он уже готов внутренне принять такое объяснение. Но потом слова «juggling» и «mummery» наводят его на другую мысль. Они дают ему возможность «рационально» объяснить текст и контекст, приписывая дочери, а не себе, неадекватную оценку ситуации. Опять, в его поведении обнаруживается некоторый "Optimism bias", что странно для такого унылого страдальца, которым он показан. Но тут скорее есть также и "Projection bias": склонность проецировать на других свои собственные качества. Исходя из своего мировоззрения, лорд Эддард ожидает от мира и окружающих большего благородства, чем стоило бы.

Судя по моему опыту и тому, что пишут психологи, дети могут в общих чертах отличать выдумку от реальности в довольно раннем возрасте. Атеистическое воспитание также способствует, кстати. Но это не отменяет того, что по рассказам детей, особенно в конфликтных ситуациях, порой бывает сложно составить адекватное представление о том, что произошло. Поэтому порой хочется опять же отмахнуться, а не разбираться, что кто кого и из-за чего обидел и чем это грозит. Хочется, как Неду Старку в приведенном диалоге, заняться «более важными делами». (Например, написать пост в жж)

В качестве заключения вернусь к тому, с чего я начала. Все эти размышления с заходом в психологию вызваны только одним побуждением: показать, насколько роль сопереживающего читателя может быть далека от ролей, которые мы исполняем в жизни. Как читатели, мы можем искренне сопереживать тем, кого несправедливо обижают, обделяют вниманием и т.д., а потом спокойно выступаем в роли обидчика в аналогичной жизненной ситуации. Я взяла примеры, связанные с отношениями родителей и детей не только потому, что они мне близки. Подобные примеры отличаются тем, что они не так уж очевидны. Если мы читаем о тех, кого пытают или убивают, мы можем с гордостью утверждать, что мы не становится в реальной жизни такими «обидчиками»: мы ведь раскаленным железом никого не метили. Но попробуй отследи подоплеку своих собственных банальных реакций на очередной детский «финт ушами». Тут нужно думать о том, как люди думают – а это и психология, и когнитивистика, включая все эти biases (как их по-русски назвать-то?), которые так любит перетирать Юдковский.

Хотя в целом хочется надеяться, что чтение художественной литературы, особенно полифоничной, предлагающей, как у того же Мартина, различные точки зрения, включая заведомо «ненадежные» и "предубежденные", помогает нам упражнять свой мозг в смене ракурсов и взглядов на проблему и учиться смотреть на события с точки зрения другого человека. Для этого, кстати, полезно дистанцироваться в сопереживании. Но это отдельная тема для разговора.